Иван Глаголев

ЧТО-ТО НЕ ТАК

 

Посвящается городу Алма-Ата

 

Несколько лет назад в городе Алма-Ата все повесились. Одновременно и не сговариваясь. Двадцать третьего сентября, в десять семнадцать утра. Орудиями удушения избрали бельевые веревки, ремни, обрывки простыней и телефонные провода.

Остальные граждане Казахстана узнали об этом не сразу. Сначала все телефоны в городе перестали отвечать. Подолгу звонили, словно взбесившиеся, и не отвечали. Прилетавшие в Алма-Ату самолеты удивленно прислушивались к диспетчерскому молчанию в эфире. Пилоты терли подбородки, выдыхая подозрительное «хм», задумывались, и разочарованно брали курс на Бишкек. Кто-то въезжал в город на машине, но, увидев повесившихся на фонарных столбах и деревьях, в ужасе разворачивал свое авто и прибавлял газу, решив, что в бывшей столице Казахстана началась гражданская война, и кого-то уже вешают. Следующей жертвой каждый подспудно ощущал себя. Говорить об увиденном поначалу боялись: вдруг новая власть припомнит им потом хорошее зрение и долгую память; но вскоре распиравшее изнутри желание быть первым - хотя бы в освещении новостей - развязывало языки. Конечно, этим служителям сарафанного радио поначалу никто не верил. Но разные обрывки информации, факты, слухи и недомолвки все же складывались кусочками мозаики в одно целое страшного узора. В город направили несколько машин спасателей. Но спасать было уже некого. Главной проблемой для спасателей стало захоронение трупов. Погода стояла теплая, и разлагались тела быстро. Вызвали на подмогу добровольцев из соседних городов и сел. Люди откликнулись сразу, кто из чувства долга, кто из любопытства. Грязной и ужасной работа эта была только в первый день. Во второй все уже свыклись – работа как работа.

 

Все в стране принялись рассуждать о возможных причинах произошедшего. Одни говорили, что в городе яблок побывали инопланетяне и применили какое-то психологическое оружие, другие обвиняли в случившемся каких-то мифических гипнотизеров, якобы приезжавших в город с гастролями. Президент каялся и мучился угрызениями совести, решив, что алмаатинцы просто не смогли смириться с переводом столицы из их родного города в Астану, и заклали себя в жертву этому переезду, не выдержав мук уязвленного тщеславия. В целом же все пребывали в состоянии ужаса и недоумения.

Я тоже был в ужасе, хотя и знал об истинных причинах произошедшего. Знал, потому что находился в тот страшный момент в обреченном городе. Меня от самоповешения спасло только то, что я спрятался в подполе. Почувствовал некоторое волнение в воздухе, какое обычно бывает перед чьей-нибудь смертью или несчастным случаем, сообщение «сверху»: «что-то не так…», и быстро залез в подпол. А когда вылез, все уже висели. Я этому не удивился, так как предчувствовал беду сразу после характерного дрожания  воздуха, словно от вмешательства запредельного в предельную нашу жизнь. Вышел тогда я на улицу, огляделся печально, сел на асфальт и закурил. Грустно. Хотя разве не мечталось мне иногда о чем-нибудь подобном… О массовой человеческой катастрофе, жестоком дорожном инциденте, в котором столкнутся машин так триста сорок девять, и из окон каждой будут торчать то окровавленные головы, то переломанные руки. А вокруг будут ходить озабоченные и вспотевшие инспектора ГАИ, обтирать фуражками узкие лбы и широкие подбородки, рисовать на своих планшетах абсолютно радикальный сюр схемы дорожно-транспортного происшествия. Пикассо с остальными погаными сюрреалистами-абстракционистами умрут от зависти, но что старший начальник скажет…

Или, еще лучше, грандиозное извержение маленького вулканчика, возникшего вдруг неожиданно под центральным перекрестком города (угол улица Калинина и Коммунистического проспекта, например), и изрыгающего лаву свою, пепел и магму температурой в двадцать тысяч Цельсиев прямо из подземного перехода на тротуары, дорожную часть, зеленый весенний сквер, жилые здания и такой невинный с виду дом правительства.

А еще… Еще падение огромного, супернового и экспериментального, весом в сто тысяч тонн, самолета прямо на центральную площадь; и взрывная волна, выбивающая все стекла всех домов в городе. Стекольная промышленность после этого входит в период стагнации, не справляясь с заказами; все оборудование стекольных заводов работает с удвоенной, утроенной мощностью, потом не выдерживает и начинает взрываться.

 

Обо всем этом когда-то мечталось, но теперь было грустно и печально…

Вокруг стояла такая тишина. Никакого движения, никаких эмоций. Мне  чего-то очень не хватало. Наверное, возбуждения. Пока люди были живы, они возбуждали меня - мою плоть, дух и разум. Незримо касались, дергали за какие-то невидимые нервные окончания, свисавшие с меня везде, и тело слегка напрягалось, наливалось кровью и энергией. И как результат - один–два слабеньких балла эротического возбуждения из, допустим, десяти максимально возможных. 

 

Теперь это возбуждение покинуло меня совершенно - как я тогда думал, навсегда. На смену ему пришло отрезвляющее понимание Я начал понимать, почему все так произошло… Люди задумались… И им всем неожиданно и одновременно пришла в голову одна мысль. О том, что в человеческой жизни нет возможности искупления грехов; нет запасного пути, которым можно воспользоваться, если на основном жизненном пути сделал что-то не так. О том, что раскаяние не приносит пользы и вообще бессмысленно. Сколько ни плачь, ни вымаливай прощение, твой грех уже совершен, дело сделано, и возможности исправить,  переделать что-то нет. Грех тяжелым сизифовым камнем ляжет на тебя и будет давить теперь уже всегда. И так каждое прегрешение грузом висит на человеке вечно, и только другие грехи и грешки присоединяются к нему, накапливаются и давят все большей тяжестью, от которой уже никогда не избавиться. Жизнь каждого человека – жизнь сапера с правом только на одну ошибку и одну тропинку.

Перед Алмаатинцами вдруг предстала эта страшная картина, которой ужаснулись, и, охваченные отчаянием, пошли намыливать веревки, ремни,  лоскуты простыней и телефонные провода…

Быть может, вообще все на Земле умирает только оттого, что не имеет способности к искуплению своих грехов, и - как следствие - пути к возрождению и к вечной жизни?

Через некоторое количество лет после рождения каждое живое существо на Земле ждет ад. Рая в природе нет, но ад есть - для каждого. Ад для любого человека – это он сам по прошествии определенного времени. Какой-нибудь двадцатилетний парнишка проживет так тридцать лет в повседневных заботах, глупостях, мелких страстях и пустом тщеславии, и превратится в свой ад – пятидесятилетнего мужичка, сгорбленного под тяжестью грехов и пустоты жизни.

 

Я побрел прочь из города. Через некоторое время меня нашли какие-то журналисты и начали задавать глупые вопросы о смерти Алма-Аты, что и как случилось, и проч. и проч. Вместо ответов на вопросы я просто объяснил им все то, о чем подумали Алмаатинцы в последние минуты перед смертью. Некоторые журналисты тоже ужаснулись всему этому и пошли кончать жизнь самоубийством, но другие очень хотели жить, и решили исправить такое положение дел на Земле. Мы стали выступать по телевидению и объяснять людям, как все страшно, и что есть только один способ изменить сложившееся жизнеустройство – никому никогда не грешить. Люди все поняли и поблагодарили нас за то, что мы открыли им глаза на истину. Потом все перестали грешить. Стали добры, внимательны и нежны друг к другу, смиренны и терпеливы, покорны и жертвенны. Прекратились войны, насилие и убийства, исчезло зло. Планету окружила аура благоденствия. Земляне работали, растили потомство, отдыхали в окружении милых и прекрасных родственников. Алма-Ата же превратилась в символ города-мученика, принесенного в жертву теперешней благодати мира.

 

Откровенно говоря, я не понимал, как все может быть так хорошо. Действительно, как, если у человечества за спиной оставалась такая кровавая история; моря и океаны несправедливой крови; если осенью в полнолуние, когда воздух непередаваемо свеж и похож на лимонад со льдом после бани, иногда хочется просто выбежать из дома и бить морду первому встречному; если есть пресловутые либидо и мортидо, и хочется, когда тебя не любят, выместить агрессию на ближнем, а когда любят – тем более выместить переизбыток чувств на том же попавшемся под руку ближнем? Откуда взяться добру, если все это в крови и в плоти нашей с самого рождения?

Да и вообще: нельзя ведь так хорошо жить, нельзя быть богатым, много отдыхать, радоваться жизни и праздновать. Нельзя. Тебя после этого все равно какая-нибудь катастрофа накроет - ради справедливости, а если не накроет, то будет тебе еще хуже - именно оттого, что не накрыла еще, и от ее ожидания. Не может существовать на этой Земле одно только добро. Иначе равновесие нарушится, Земля перевернется от избытка слишком положительного, и, в конце концов, улетит туда, куда ей давно уже положено было улететь – в одну из черных дыр космического пространства, которые на самом деле являются анальными отверстиями в задницах парящих в пространстве вселенских супервеликанов.

 

В общем, я недоумевал. Но кого интересовали мои недоумения в размерах мирового благополучия… Ведь все так радовались неожиданно обретенному добру. Да и мне, собственно,  на что было жаловаться?.. Государство обеспечило меня солидной пожизненной пенсией, как единственного «почетного жителя города-героя Алма-Ата». Я мог безбедно существовать, не работая; заниматься писанием мемуаров, гулять в парке, ездить на рыбалку, смотреть любимые новости по телевизору. Хотя теперь новости стали короткими и неинтересными. В мире ничего плохого не происходило. Казалось, даже природа прониклась любовью и смирением. Вулканы не извергались, не происходили ни наводнения, ни землетрясения, ни ураганы.

Выпуски новостей свелись к сообщениям о каких-нибудь новых открытиях, новых человеческих достижениях, о чем-нибудь приятном и радостном. И хотя смотреть это было не так интересно – не хватало интриги, конфликта, драмы - я все равно оставался неисправимым поклонником теленовостей. Правда, сегодня в финале утреннего выпуска, закончившегося пять минут назад, после сообщений о запуске новых космических кораблей, о новых театральных постановках и погоде, прозвучала довольная странная новость, в содержании которой явно что-то не так:

- Два часа назад ученые нашей планеты сделали сенсационное открытие. Они вычислили, что сегодня в десять часов семнадцать минут, то есть, - миловидная дикторша с ослепительной улыбкой на лице сверилась со своими часами, - через десять минут, наступит конец света, так как наша солнечная система войдет в сферу действия черной дыры и в результате сжатия и действующих внешних сил превратится в шар размером с горошину.

По-моему, я начинаю понимать, что вызвало мое смущение: это плохая новость; в то же время сегодня совсем не первое апреля, а двадцать третье сентября. Я полез в подпол.